Тазият забытого поэта

31.08.2015 20:00

Сулайман Уладиев взял меня с собою на тазият Адало.

В машине я был самый младший и не знал покойного аварского поэта Адало Алиева так хорошо, как как его знали Сулайман Уладиев и Алисултан Газимагомедов. Это люди краткой, но яркой эпохи Дагестана. О друг друге они знали практически все, потому, что были по одну сторону политических баррикад, иногда меняя союзников.

Когда пушки говорят, пулеметы молчат. Поэтому я решил послушать старших и зачем-то стал делать заметки о темах, по которым протекает диалог.

Разговор шел на аварском. Сулейман Баширович предупредительно извинился передо мною за это, но я ответил стандартно: я как собака – все понимаю, но говорить не могу. После этого старшие продолжили свой разговор, переходя то на русский, то обратно на аварский.

Начали с воспоминания о покойном. Сначала были извинения. Кто-то не смог заехать к Адало, но он просил. Это не оправдания, а объяснения. Сожаления об уходе из жизни поэта перешло в обсуждение о «девальвации» поэзии. Вспомнили кого-то из современных «девальвировавшихся» дагестанских поэтов.

Начались расспросы о близких и их судьбе. Дети, внуки, их работа и учеба.

Естественно, перешли на тему воспитания молодого поколения. Озвучили историю, что в «селиконовой долине» в элитной школе нет компьютеров. Только доски, мел, парты.

Дети практически не читают. «Толстого по стеклу не прочитаешь».

Зная эту ситуацию в мире и в стране, экономический кризис – ничего не ясно что будет. Разговор закончился свежей версией, скаченной где-то с интернета, о деле выпущенной по УДО Васильевой.

Свернули с трассы в с. Новое Урада.

Не смотря на то, что произведения Адало изучались, как мне рассказали старшие, в университетах, и не смотря на то, что он получил свое признание в СССР, напрасно ожидать, что все не большое село будет забито автомобилями , как это бывает когда умирает известный чиновник или криминальный авторитет, а также их родственники. Есть этому , как сказали старшие, «объяснение, но не оправдание».

Адало Алиев был предан своим взглядам, даже если они были ошибочными. Так получилось, что он был в стане чеченских сепаратистов, рядом с Басаевым и Хаттабом. Долго скрывался за рубежом. Потом в результате политических переговоров руководства республики с «силовиками» и судебной властью, помощи людей, которые не одобряли его выбора, но понимали почему он так сделал, Адало оказался дома в своей квартире ,полученной как советский писатель, с приговором 8 лет, условно.

Старшие вспомнили его диалог с прокурором на суде:

– Говорят , вы давали приказы Басаеву и Хаттабу – спросил прокурор

– Эти двое были генералами, значит я получается маршал. Я не знал этого пока вы не сказали – ответил Адало

Совершив положенный ритуал, мы пошли здороваться с сидевшими на тазияте. Разные лица, разные рукопожатия. Выбритые, с бородой, в тюбетейках и без, горожане и сельские люди. Сели.

Тазият был возле мечети, в специально построенном для таких случаев длинном одноэтажном помещении без колонн, уставленном по обе стороны скамейками. В самом конце помещения стояли что-то на подобие кабин для голосования, но вместо тяжелых казенных тканей висело зеленое сукно. По правую сторону вдоль стены были большие окна, за которыми виднелись пожелтевшие от жары склоны гор.

Все внимание сидевших было на двоих, к которым подсадили и Сулаймана Уладиева.

Один был чуть полный старик в коротких штанах, с длинной белой бородой, подобие которой можно увидеть в американских фильмах про эльфов. Но без усов. В очках. С резной деревянной тростью. Потом мне расскажут про видео, благодаря которому этот добрый старик известен всему миру, и с которого начинались телевизионные передачи и фильмы про чеченских сепаратистов: колоритный бородач с миной в руке, «Макхачкхала! Махамадали – бросает мину в ствол миномета – Аллаху амбар! – бум!»

А рядом сидел не высокий, худой в светлом костюме, в которых ходит вся Чечня и ходил Китай во времена культурной революции, подражая советскому вождю Сталину. Но судя по зеленой тюбетейке можно было бы предположить, что в отличие от соседа этот не был салафитом.

Начались расспросы о близких и знакомых. Потом пошли выступления. Все на аварском языке. Общий смысл, который я смогу уловить был в том, что отсутствие чиновников на тазияте известного советского поэта в год литературы это признание того, что Адало сделал очень много правильного. Правда, потом было сказано, что приезжал Деньга Халидов, советник Рамзана Абдулатипова.

Трудно пересказать тонкие аварские шутки и речи выступавших, поэтому расскажу про историю свидетелем которой я был в 2010 -2011 году.

Впервые Адало я увидел на «круглом столе» в конце осени 2010 года, кажется в редакции газеты «Настоящее время». Если я не ошибаюсь, тема была посвящена предстоящему Съезду народов Дагестана. Это было время, когда каждый день сообщалось об убитых в перестрелке либо в спецоперации, и каждый месяц где-то что-то взрывали. Убивали учителей и директоров школ, взрывали родственников полицейских на кладбище во время похорон полицейских.

Адало не смотря на свой «послужной» список в рядах сепаратистов не был перебежчиком или предателем. Он был символом возращения к мирной жизни. Он это хорошо понимал, поэтому каждое его публичное выступление это было обращение к тем кто взял в руки оружие и к тем, кто считал необходимым уничтожать всех, кто взял в руки оружие.

Адало выступил со словами о справедливости. Я хорошо помню, как он сказал, что дагестанцы скорее лишатся куска хлеба чем откажутся от справедливости.

На «круглом столе» присутствовали некоторые должностные лица, которые принимали участие в подготовке текста выступления Магомедсалама Магомедова на Съезде народов Дагестана. Было принято решение включить в текст смысл о ценности справедливости для дагестанцев, как о ценности превосходящие материальные блага.

В итоге в выступлении президента Дагестана появились слова:

«Нужно хорошо понимать, что дагестанцы способны переносить трудности и лишения, но никогда не будут терпеть несправедливость.»

Адало и сам выступал на Съезде, но его фраза, которая попала окольными путями в выступление Магомедсалама Магомедова понравилась полпреду СКФО Александру Хлопонину, который повторял эту фразу за пределами республики.

Смотрите это видео на YouTube

Наступило время намаза и все вышли прощаться с приехавшими на тазият.

Зачем так подробно писать о тазияте, который практически ни чем не отличается от тех, на которых бывают дагестанцы раз в месяц? – этот вопрос может задать читатель и ответ на который я наверно смог дать, только когда закончил выше представленное описание.

Ответ один – чтобы запомнить.

Совсем недавно ушел из жизни Вазиф Мейланов. Я даже не успел на тазият, т.к. он был очень короткий, как и память людей. До этого похоронили Аркадия Ганиева, ушедшего очень быстро.

Есть такое ощущение, что мы или во всяком случае, я точно, что-то пропускаю важное. Что объясняет многое из происходящего сейчас в республике и в жизни дагестанцев.

Уходят люди которые не резали кирпичи и не делали бизнес главной целью, а занимались поиском и утверждения справедливости. И мне кажется, интуитивно, что мы утрачиваем культуру поиска справедливости и саму справедливость как честность.

С одной стороны каждый день руководство республики говорит нам о справедливости, долге, честности и нравственности, а другой стороны какое-то аморальное молчание со стороны властей и государственный СМИ по поводу смерти Адало Алиева, человека который с трибуны Съезда народов Дагестана произнес речь с призывами к миру и справедливости.

P.S Очень странное совпадение. Когда заканчивал этот пост, позвонил номер, можно сказать из прошлого. Мужской голос спросил Это “палата по адаптации”? Мой телефон нашел в интернете. У человека вернулся брат из Турции, говорит что раскаялся. Его задержали и хотят арестовать. Как можно обратиться в “палату по адаптации”?

Пришлось объяснять, что уже не имею никакого отношение к “палате”, уже давно. Можно обратиться в “Белый дом” с письмом на имя “комиссия по адаптации”.

http://kavpolit.com/blogs/kadievrasul/18226/