Голос Кавказа: как политика возвращается на юг России
0
Чем меньше возможностей будет у власти «заливать деньгами» региональные проблемы, тем больше будет местная общественная активность.
Прошедшие на Северном Кавказе выборы показали, что некоторые регионы там, как ни странно, близки к реальной политической конкуренции. Предвыборные проекты, явно невыгодные региональным властям, вызвали там более заметный резонанс, чем в большинстве российских регионов, а для недопущения нежелательных кандидатов до выборов местному начальству пришлось потратить немало сил. При этом «возвращение политического» идет не теми путями, которые принято считать наиболее вероятными — и для Кавказа, и для России в целом.
Общая черта всех северокавказских предвыборных баталий состояла в том, что они почти полностью оставались вне федерального информационного поля. «Оптика» российских СМИ позволяет видеть Северный Кавказ, когда речь идет о терроризме или о криминальных инцидентах с участием выходцев «с юга», но совершенно не настроена на политические процессы в северокавказских регионах. Достаточно сказать, что даже попытка выдвинуться кандидатом в Госдуму от Дагестана такой медийной персоны, как Максим Шевченко, вызвавшая ожесточенные споры в регионе, осталась почти незамеченной в федеральных СМИ. Распад единого медиаполя все больше мешает понимать происходящее на Кавказе.
Десант диаспоры
Одной из самых заметных северокавказских предвыборных историй стала попытка выдвинуться кандидатом в Госдуму по единственному одномандатному округу в Карачаево-Черкесии московского предпринимателя карачаевского происхождения Алия Тоторкулова, уже более 30 лет живущего в столице и занимающегося недвижимостью. Успехом его попытка не увенчалась, но недопуск Тоторкулова до выборов оказался непростым делом. Еще в конце августа было неясно, будет фамилия Тоторкулова в бюллетенях или нет. Когда вопрос о снятии Тоторкулова с выборов рассматривался в судах и избиркомах, по республике продолжали сотнями расклеивать его предвыборные плакаты, организовывались митинги в его поддержку, а в местном сегменте соцсетей он был самой обсуждаемой личностью.
Важно то, на кого «московский» соискатель мандата делал ставку. Надежных социологических данных нет, но кое о чем можно судить по составу группы поддержки кандидата. Костяк ее составляли молодые люди, имеющие опыт в бизнесе или по крайней мере стремление им заниматься, но не имеющие надежных «точек входа» в местную клановую систему. То есть те, кто стоит перед дилеммой: пытаться менять правила игры у себя дома или уезжать. Тоторкулов многие годы спонсировал различные молодежные инициативы в Карачаево-Черкесии, организовывал молодежные дискуссионные площадки и в конце концов, очевидно, попытался «капитализировать» заработанную поддержку в думский мандат. Пока такого капитала оказалось недостаточно. Местная элита оказала Тоторкулову организованное сопротивление.
Интересно при этом, что первоначальной целью Тоторкулова, очевидно, было именно попадание в Госдуму, а не проведение в регионе шумной кампании. Он даже пытался сначала победить на праймериз «Единой России», но столкнулся с консолидированным сопротивлением местной элиты. Здесь, скорее всего, сыграли роль и его демонстративное нежелание договариваться с кем-либо из влиятельных игроков, и способность главы региона Рашида Темрезова достигать договоренности с клановыми лидерами, ранее нередко воевавшими друг с другом. Однако сломать сценарий власти в предвыборной кампании, наполнить ее хотя бы на короткий отрезок времени реальной борьбой вместо постановочных сюжетов Тоторкулову удалось. И поэтому можно ожидать, что выбранный им путь в будущем попробуют более успешно повторить и другие, увидев, какой интерес в регионе вызвала кампания «местного москвича».
Политический ислам
В Дагестане, чтобы пересчитать все заметные партии и всех заметных кандидатов, снявшихся с выборов, не хватит пальцев одной руки. Я ограничусь здесь упоминанием предвыборного проекта, появившегося раньше других и раньше других сошедшего с дистанции. Это малоизвестная на федеральном уровне партия «Народ против коррупции», в марте заявившая об участии в выборах Народного собрания Дагестана (проходили одновременно с думскими).
Тот состав кандидатов, который планировала выставить эта партия, до этого трудно было представить себе в одном списке. Там были, во-первых, видные дагестанские исламские деятели, включая одного из самых известных махачкалинских имамов, а также сына дагестанского шейха Саида-эфенди Чиркейского, убитого террористами в 2012 году. Во-вторых, многие «районные оппозиционеры», лидеры различных местных антикоррупционных движений и комитетов. В-третьих, небольшое количество отставных силовиков, известных бескомпромиссной позицией в борьбе с терроризмом. Но еще необычнее для Северного Кавказа было то, что такая партия шла на выборы явно без согласования с республиканским руководством.
«Антикоррупционные» кандидаты открыто говорили о необходимости самых серьезных изменений в региональной власти. Глава республики Рамазан Абдулатипов активность этих кандидатов так же открыто не одобрял, но долгие месяцы не мог ничего с ними сделать. Местные негосударственные СМИ, обычно интересующиеся политической конспирологией, предлагали разные объяснения происходящему. Кто-то пытался обнаружить поддержку «антикоррупционеров» среди разных влиятельных местных кланов, «отодвинутых» от власти с помощью силовиков после вступления Абдулатипова в должность в 2013 году. Однако кандидаты, считавшиеся ставленниками этих кланов (осужденного экс-мэра Махачкалы Саида Амирова или находящегося в розыске экс-главы Дагестанского отделения Пенсионного фонда Сагида Муртазалиева), в основном пытались участвовать в выборах через другие партии или самостоятельно. Поэтому если и искать «закулисную» составляющую этого партийного проекта, то на федеральном уровне. Там могла созреть идея повысить политическую роль в Дагестане того религиозного течения, которое представляли исламские кандидаты среди «антикоррупционеров». Это суфизм, течение, доминирующее в дагестанском Духовном управлении мусульман, а в соседней Чечне максимально приближенное к региональной власти. Впрочем, если у одной из «кремлевских башен» такие планы для Дагестана и впрямь были, Абдулатипов эту «башню» переиграл, добившись в итоге к августу отказа мятежной партии от участия в выборах.
Рискну утверждать, однако, что большой интерес к этой партии в самом Дагестане, особенно за пределами местных интернет-тусовок, не был связан с конспирологическими сюжетами. Люди просто вдруг увидели, что выборы могут из протокольного мероприятия, безнадежно контролируемого местной бюрократией, превратиться в реальную борьбу с неизвестным результатом. И этот глоток живой политики сразу показал, насколько неадекватны многие представления о северокавказских регионах, которые давно принимаются без обсуждения. Например, представление о том, что вся местная политика сводится к играм пресловутых «кланов», без поддержки одного из которых никакой политический проект даже не может заявить о себе. Или то, что мусульманские лидеры, концентрирующиеся вокруг региональных духовных управлений и привычно относимые к «традиционному» и лояльному властям исламу, якобы не могут играть в свою политическую игру вопреки интересам регионального руководства.
Что за горизонтом?
К этим историям следует еще добавить активные споры в ходе предвыборной кампании о допустимых и недопустимых методах силовиков в борьбе с радикалами. Все это мало напоминает тот набор политических опций, которые предлагают даже самые смелые политические прогнозы среднестатистическому российскому региону. Запрос на политику на Северном Кавказе есть, но он ведет к самым неожиданным раскладам.
Пока все это не дошло до избирательных бюллетеней. Но местный интерес к выборам подогрело. Достаточно небольшого наблюдения: еще в 2011 году о нарушениях в северокавказских регионах больше говорили оппозиционеры и правозащитники федерального уровня, а в этот раз инициативу у них явно перехватили местные журналисты и блогеры, по крайней мере в Дагестане.
Чем меньше возможностей будет у власти «заливать деньгами» региональные проблемы, тем больше будет местная общественная активность. И самым неразумным ответом на это стали бы тотальные зачистки политического пространства. Ведь необходимо помнить, что речь идет о регионах, где активность реальных экстремистов, пропагандирующих совсем иные, не находящиеся в правовом поле формы протеста, до сих пор очень велика.
Константин Казенин , старший научный сотрудник РАНХиГС и Института Гайдара
Добавить комментарий
Подписывайтесь на РИА Дербент в соцсетях:
